Главная

Новости проекта

Библиотека Центра

Сотрудники Центра

Эвереттическая литература

Толковый словарь

Эксперимент

Ссылки

Контакты

Форум

 

Макаров В.И.

Эвереттика и космонавтика

Автор: Макаров Владимир Иванович, кандидат медицинских наук, заслуженный испытатель космической техники, участник подготовки марсианской экспедиции 1974 – 1975 г.г., Москва, Россия
e-mail: MWI@polymus.ru

На определенном этапе развития сложных систем (от отдельного организма до цивилизации в целом), критически важное значение могут приобретать факты, события и процессы, связанные с прогрессом (или обеспечивающие его) в освоении данной системой новых, ранее не достигнутых, непознанных и неиспользуемых объемов, областей и тел окружающего пространства.
Поскольку, как показывает исторический опыт, прогресс Познания неотвратим, нельзя не согласиться с К.Э.Циолковским: «Человечество не останется вечно на Земле, но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство».
В этом году совпали юбилеи двух, на первый взгляд, не связанных друг с другом событий – 50 летия запуска Первого спутника, положившего начало космической экспансии земной цивилизации, и выхода в свет статьи Хью Эверетта, позволившей предметно анализировать ветвящиеся (в том числе и бифуркационно!) процессы исторического характера. И при более внимательном рассмотрении ясно, что это не случайность. Космическая премьера человечества – это та точка бифуркации истории, в которой с особенной ясностью проявляется характер эвереттическиз ветвлений и склеек.
Рассматривая историю космонавтики ретроспективно, легко можно заметить, что далеко не всегда из точек ветвления мы попадали в столь «благоприятную» ветвь истории, как это случилось с космонавтикой после запуска Первого спутника. Кстати, историческая судьба второго юбиляра 1957 года – теории Эверетта – может быть примером гораздо менее благоприятного развития событий.
Маленькие отклонения от оптимального хода процесса в начальной его фазе угрожают весьма ощутимыми дефектами, аномалиями и, быть может, даже катастрофичными для судьбы системы последствиями в отдаленном будущем.
Рассмотрим некоторые конкретные примеры менее благоприятных исторических ветвлений в космонавтике.
Выдающийся советский конструктор С.П.Королев (1907 – 1966) был верным продолжателем дела К.Э.Циолковского. Королев понимал освоение околоземного космоса, включая подвиги Ю.А.Гагарина и последующих космонавтов, только как подготовительный этап к освоению всей Солнечной Системы. При этом главной целью становилось достижение пилотируемыми экспедиционными комплексами единственной планеты, пригодной для колонизации – планеты Марс.
Подготовка к пилотируемой экспедиции на Марс была начата в СССР под руководством С.П.Королева ещё до полета Гагарина, в 1960 году по Постановлению ЦК КПСС и СМ СССР от 24.06.60 г.
Был спроектирован, сконструирован и построен в виде опытного образца тяжелый межпланетный корабль (ТМК), проходивший наземные испытания.
Параллельно с этим, в 1969 – 1970 г.г. на космодроме Байконур проводились летно-космические испытания ракеты-носителя Н-1. Было осуществлено четыре пуска, но все они оказались аварийными. В результате, в так называемой «лунной гонке» верх взяли американцы, высадившие на поверхность Селены шесть своих экипажей.
Однако Советский Союз мог, используя наработанный потенциал, в результате стыковок нескольких полезных нагрузок Н-1 собрать на околоземной орбите ТМК и послать его к Марсу с экипажем из трех космонавтов.
После облета Марса реальностью могла стать в начале 1980-х г.г. высадка космонавтов на его поверхность. Однако высшее руководство страны колебалось. Лишь немногие руководители, в их числе Президент АН СССР М.В.Келдыш, последовательно ратовали за марсианский проект.
Чаша весов пребывала в непрестанных колебаниях. Множество факторов – престиж и безопасность страны, клановые интересы министерств и ведомств, личные амбиции конструкторов РКС были в непрестанной борьбе. Над марсианским проектом сгущались тучи.
В.П.Мишин – бессменный первый заместитель С.П.Королева вплоть до его безвременной кончины в 1966 г. и затем до мая 1974 г. поддерживал ведущиеся изыскания, направленные на реализацию марсианской мечты.
В наземном экспериментальном комплексе (НЭК) на базе ИМБЗ МЗ СССР готовились и осуществлялись в макете марсианского корабля длительные многомесячные эксперименты, полностью (за исключением невесомости) моделировавшие фрагменты перелета к Марсу.
Автор был участником двух таких экспериментов: в 1974 г. – 60-суточного, и в 1975 г. – 90-суточного.
В те дни, когда сворачивалась марсианская программа, когда был отстранен от руководства академик В.П.Мишин, и когда возобладала концепция развития отечественной космонавтики путем наращивания длительности полетов вокруг Земли – именно в тот период автор, работая с двумя своими товарищами внутри отсеков марсианского корабля, стал наблюдателем необычных психологических эффектов.
Несколько слов об организации и условиях проведения экспериментов. В Москве, на окраине легендарного Ходынского поля, за железобетонным забором, в тщательно охраняемом монтажно-испытательном корпусе покоился на стапелях огромный составной цилиндр, окутанный кабелями и шлангами, испещренный люками и иллюминаторами. Это и был прототип марсианского корабля ТМК.
Это было единственное на Земле место, где к тому времени сошлись воедино волевые, интеллектуальные усилия сотен тысяч людей – от главных конструкторов до простых рабочих. Здесь был пик мировой космонавтики.
Восходя по трапу к распахнутому отверстию люка, мы, члены экипажа испытателей, ясно сознавали огромное значение и ответственность нашей работы.
Мы были поставлены на вершину гигантской пирамиды. Мы находились на всплеске грандиозной волны – движения человеческой цивилизации к новым пределам, к загадочной планете Марс…
… Итак, в мае 1974г. 60-суточный эксперимент в наземном комплексе начался. Объект и экипаж находился под неусыпным контролем многочисленных специалистов – членов дежурных бригад и исследователей. Информация шла по сотням каналов.
По ночам в отсеках было тихо и спокойно. Лишь иногда включались холодильно-сушильные агрегаты, вентиляторы. Из атмосферы Земли к нам в герметичные отсеки не долетал ни один звук, ни одна молекула.
И вот наступила та ночь, которая нам не может не запомниться. Среди полной, мертвящей тишины вдруг мы услышали звуки из коридора. Это было слабое поскрипывание панелей пола, как будто бы некто осторожно и медленно крадется по коридору на цыпочках, стараясь остаться незамеченным.
Странные звуки слышал не только я (борт-врач-исследователь), но и командир, и бортинженер. Мы вышли из полудремы, проснулись окончательно и, лежа на своих спальных местах, каждый в своей каюте, практически в полной темноте в страшном напряжении внимали звукам чьих-то шагов.
Надо ли пояснять всю чудовищную абсурдность и загадочность ситуации? В опечатанном гермообъекте, который по программе мог быть разгерметизирован лишь по окончании эксперимента через два месяца, который находится в особо охраняемом корпусе, на режимной территории – кто-то среди ночи разгуливает по нашему марсианскому кораблю! Но кто?! И как он сюда попал?! Мы втроем ошибиться не могли. Об одновременности наших восприятий и эмоций свидетельствовали объективно зарегистрированные изменения медицинских, физиологических показателей. Подскоки пульса, давления, скачки ЭЭГ и КГР.
На протяжении ряда последующих ночей визиты незваного гостя возобновлялись.
Сон членов экипажа стал чутким, тревожным и поверхностным. Мы были готовы к любым поворотам ситуации, но находились в плену неопределенности высшего порядка. Что случится следующей ночью? Как поведет себя неведомое нечто? Как отразятся эти посещения на работе систем корабля, а, главное, на нашей безопасности?
Бессонные ночи, проводимые в тревожном ожидании, начали нас изматывать. В дневных разговорах мы усиленно обсуждали ситуацию. Парадокс был в том, что мы не могли обратиться за советом, помощью, консультацией к Земле. Если бы мы хотя бы «пикнули» на эту тему по связи, и наблюдаемые нами эффекты стали бы известны психологам, психиатрам и руководству, наша судьба была однозначно решена: вывод из эксперимента со всеми вытекающими последствиями - личного, межведомственного и государственного порядка. Отмеченные нами феномены были бы объяснены групповым психозом, своеобразным галлюционогенным синдромом, развившимся в условиях изоляции, на фоне переутомления и эмоционального стресса.
Мы не собирались подписывать приговор исследовательской программе испытаний ТМК. Мы не хотели ставить крест на своей испытательской, космической карьере. Поэтому договорились тянуть до конца, а «Центру управления» ни слова не говорить.
Примерно к 50-м суткам эксперимента визиты прекратились также внезапно, как и начались. Таких тревожных ночей было около десятка…
Как оказалось впоследствии, вся описанная ситуация разыгралась на фоне следующих событий глобального значения:
1. Утверждение решения на высшем уровне советского руководства о прекращении финансирования программы Н-1 (и, соответственно Н-1 – ТМК).
2. Решения об уничтожении семи заделов материальной части супер-ракеты Н-1.
3. Решения об уничтожении документации по Н-1 и ТМК.
Путь к Марсу, проторяемый нами, был закрыт. Человечество планеты Земля вынуждено было приостановить свою экспансию в межпланетные просторы. Как минимум, на 40 – 50 лет.
С эвереттической точки зрения нельзя исключить, что человеческие существа, выведенные во всей полноте своей самости (телесной – душевной – духовной) на переломные рубежи – точки бифуркации всемирно-исторического процесса – становятся целью воздействий («склеек-искушений») неких весьма своеобразных чуждых нам мультивидуумов (не обязательно воплощенных антропоморфно). И они пытаются так влиять на ветвления Мультиверса, чтобы развитие человечества протекало в желательном для них направлении. Не могу судить о том, куда упала та «соломинка», которая переломила хребет советскому марсианскому проекту, но знаю точно – экипаж испытателей ТМК не был этим «слабым звеном» и свою долю нагрузки выдержал успешно.